ФОТО: Собранные в кучу остатки российских ракет в харькове (Associated press)
Будущего нет
АВТОР: ГАЛИНА РЫЖКИНА
Весь предыдущий год меня не покидало ощущение, что мы внутри антиутопии - катастрофы. Как у Кубрика зловеще поет We’ll Meet Again Вера Линн, мир замер в экзистенциальном ужасе и ждет развязки. Международное право терпит поражение перед людоедским режимом, расстояние между нами и романами Ремарка сокращается от эпох до мгновения, будущее превращается в прошлое.
Первые несколько месяцев после 24 февраля я не могла ничего написать. Ни строчки. Меня парализовали бессилие и растерянность. Это было похоже на немоту. Я начинала утро с репортажей Елены Костюченко, когда еще выходила “Новая”. В какой-то момент эта хрупкая, но отважная девушка стала моими глазами на фронте. Конечно, не только моими. Но я тревожно ждала от нее новостей, я цеплялась за ее слова и каждый новый день пыталась обнаружить в них надежду. Ее не было. Были тела у обочин дорог, которые не могли забрать родные. Были тысячи испуганных беженцев в поездах до Варшавы. Были отцы с бесцветными глазами, ищущие своих мертвых детей в переполненных моргах. Горе стало больше чем жизнь.
Я не была оригинальной в вопросах и ответах на них. Читала и цитировала тоже самое, что и все, кому казалось: это и есть торжество зла. Ум беспощаден и требует от нас логических объяснений. Поэтому мы бежим к книгам и фильмам, ищем авторитетных единомышленников, исторические примеры, формулировки, чтобы хоть как-то осмыслить происходящее. Беспомощность у русских диагностировал еще Чехов, Умберто Эко дал определение фашизма, мы в ужасе наблюдаем, как “Левиафан” Гоббса ожил “Левиафаном” Звягинцева и в удушающей петле под “Отче Наш” раздавливает человека. Своего. Чужого. Каждого.
Первые несколько месяцев после 24 февраля я не могла ничего написать. Ни строчки. Меня парализовали бессилие и растерянность. Это было похоже на немоту. Я начинала утро с репортажей Елены Костюченко, когда еще выходила “Новая”. В какой-то момент эта хрупкая, но отважная девушка стала моими глазами на фронте. Конечно, не только моими. Но я тревожно ждала от нее новостей, я цеплялась за ее слова и каждый новый день пыталась обнаружить в них надежду. Ее не было. Были тела у обочин дорог, которые не могли забрать родные. Были тысячи испуганных беженцев в поездах до Варшавы. Были отцы с бесцветными глазами, ищущие своих мертвых детей в переполненных моргах. Горе стало больше чем жизнь.
Я не была оригинальной в вопросах и ответах на них. Читала и цитировала тоже самое, что и все, кому казалось: это и есть торжество зла. Ум беспощаден и требует от нас логических объяснений. Поэтому мы бежим к книгам и фильмам, ищем авторитетных единомышленников, исторические примеры, формулировки, чтобы хоть как-то осмыслить происходящее. Беспомощность у русских диагностировал еще Чехов, Умберто Эко дал определение фашизма, мы в ужасе наблюдаем, как “Левиафан” Гоббса ожил “Левиафаном” Звягинцева и в удушающей петле под “Отче Наш” раздавливает человека. Своего. Чужого. Каждого.
Эта обыденность, ежедневное привыкание к преступлению стирает во всех нас что-то глубоко человеческое. Каждый новый день. С каждой новой сводкой новостей мы теряем человека в себе. Я говорю не про тех, что идут с ружьем в чужую страну и насилуют детей и старух, и не про тех, кто отдает приказы. Я имею ввиду нас - немых зрителей войны, что длится уже больше года. Тех, кто пытается пристроить свою маленькую жизнь к большой катастрофе. Хорошие люди, которые никому не желают зла, но и не желают это зло замечать. Быть просто хорошим человеком - больше недостаточно.
История в очередной раз показывает, как дорого обходится молчаливое согласие и бездействие хороших людей. От “я не интересуюсь политикой” до военной диктатуры, как выяснилось, очень короткий путь.
История в очередной раз показывает, как дорого обходится молчаливое согласие и бездействие хороших людей. От “я не интересуюсь политикой” до военной диктатуры, как выяснилось, очень короткий путь.
Сначала мне тоже казалось, что надо учиться жить на фоне катастрофы. Но что если жизнь стала фоном войны, а не наоборот? Один мой друг считает, что у русского фашизма мало общего с германским нацизмом. Я, в общем-то согласна, есть только одно сходство - реакция современников. Она беспомощна и одновременно цинична, именно так когда-то вела себя Европа, сначала аплодируя Гитлеру, а потом не веря, что он осмелится зайти в Париж. Легкомысленная Пегги Гуггенхайм скупала по дешевке Леже и под бомбежками пила шампанское. Пока не пришлось бежать…
Какое будущее ждет людей, способных наблюдать, как руинами становятся целые города? Какое будущее ждет людей, способных читать отчеты ООН о вывезенных насильно украинских детях? Какими станут эти люди? Что ждет их впереди?
Я вспоминаю, как Фицджеральд фиксировал свой собственный распад: “А вдруг эта ночь - прообраз ночи после смерти…вдруг отныне придется вечно дрожать как на краю бездны и все низкое и злобное во мне будет толкать меня вперед, а прямо впереди - лишь низость и злоба мира”.
А вдруг это та самая ночь? Не зря же 15 нобелевских лауреатов перевели стрелки «Часов Судного дня». Оставив нам на будущее всего 90 секунд. 90 секунд для жизни. Лучше бы это были сектанты - фанатики. Но нет. Отсчет до конца света ведут лучшие ученые мира, основываясь на ежегодных математических расчетах. Будущего нет. Его ясно видит сегодня только Украина. Именно это и помогает ей самоотверженно защищаться, несмотря не на что. Для всех остальных тикают часики Судного дня.
Мрачновато, да? Согласна. Но я пыталась представить красивое будущее Казахстана в этом летящем на айсберг «Титанике». В какой-то момент даже почувствовала надежду. А вдруг мы, видя как шаток мир, наконец-то сможем начать строить государство достойных людей. Где людей любят, где о них заботятся, где их будут хотеть защитить, а не пытать утюгом. Забавно, что надежда жила во мне вплоть до парламентских выборов. «Какой же жуткий цирк уродцев приехал в наш город», подумала я, глядя на агитационные листовки. И иллюзий не осталось.
А вдруг это та самая ночь? Не зря же 15 нобелевских лауреатов перевели стрелки «Часов Судного дня». Оставив нам на будущее всего 90 секунд. 90 секунд для жизни. Лучше бы это были сектанты - фанатики. Но нет. Отсчет до конца света ведут лучшие ученые мира, основываясь на ежегодных математических расчетах. Будущего нет. Его ясно видит сегодня только Украина. Именно это и помогает ей самоотверженно защищаться, несмотря не на что. Для всех остальных тикают часики Судного дня.
Мрачновато, да? Согласна. Но я пыталась представить красивое будущее Казахстана в этом летящем на айсберг «Титанике». В какой-то момент даже почувствовала надежду. А вдруг мы, видя как шаток мир, наконец-то сможем начать строить государство достойных людей. Где людей любят, где о них заботятся, где их будут хотеть защитить, а не пытать утюгом. Забавно, что надежда жила во мне вплоть до парламентских выборов. «Какой же жуткий цирк уродцев приехал в наш город», подумала я, глядя на агитационные листовки. И иллюзий не осталось.
Знаете, почему Украина еще жива и победит? Дело не только в оружии. Она умеет самоорганизовываться вокруг общей цели. Власть в ней тоже не горизонтальна, но близка к этому. Одна тероборона чего стоит. А какое будущее построят в Казахстане акимы в узких пиджачках и депутаты с образованием института физической культуры? Помню, как один старик обещал, что в 2030 году я буду жить как в Дубаи. Кажется, он там часто теперь бывает, а я - нет.
А что такая беззубая власть будет делать с большой угрозой? Что будут делать надувные куклы из «Республики» глядя в безобразное лицо Левиафана, если даже выпускники Гарварда не в силах спрогнозировать его действия.
А что такая беззубая власть будет делать с большой угрозой? Что будут делать надувные куклы из «Республики» глядя в безобразное лицо Левиафана, если даже выпускники Гарварда не в силах спрогнозировать его действия.
Если вы ждете от меня ответов на все эти вопросы, то зря. В 1932 году Эйнштейн спросил у Фрейда, как избавить человечество от угрозы войны? Думаете, эти два умнейших человека нашли внятный ответ? Так, бессмысленно подискутировали и забыли.
Зато сегодня в этом неслабо преуспели инстаграм-политологи. Ну что же, пусть собирают лайки.
Я лишь как Фицджеральд хочу зафиксировать этот момент распада. Для себя.
А когда мне страшно, прячусь в симфониях Малера и концертах Шостаковича. И ищу короткое бессмертие в приложениях для знакомств. Секс как имитация жизни. Будущего нет, но мои 90 секунд остались.
Зато сегодня в этом неслабо преуспели инстаграм-политологи. Ну что же, пусть собирают лайки.
Я лишь как Фицджеральд хочу зафиксировать этот момент распада. Для себя.
А когда мне страшно, прячусь в симфониях Малера и концертах Шостаковича. И ищу короткое бессмертие в приложениях для знакомств. Секс как имитация жизни. Будущего нет, но мои 90 секунд остались.
Подпишись на наш Telegram, чтобы знать больше
АВТОР
ГАЛИНА РЫЖКИНА
© 2023 All Rights Reserved