Кто убил Джона Кеннеди?
Салима Дуйсекова искала разгадку одного из самых известных преступлений в истории, но нашла лишь ответ на незаданные вопросы про свою жизнь.
Жарким августом тринадцатого года надумала я написать эссе на годовщину смерти Джона Кеннеди. Распечатала две его фотокарточки и пошла с ними по гадалкам. Интересно было, что они скажут о жизни и смерти этого человека.
Первая же прорицательница попалась мне по пути на рынок Сары-Арка, чуть ниже перекрестка Абая – Алтынсарина. Там вдоль тротуара, разложив на газетке, старушки продают грошовый винтаж – б/у чайники, ложки- вилки, справочник фрезеровщика, отвертки, вязаные носки.
Казашка лет шестидесяти пяти, аккуратная, в полушерстяной клетчатой юбке,
старомодной блузке и косынке на седой голове, сидела на стульчике. Рядом видавшая виды сумка из кожзаменителя, на ней картонка «Гадаю по руке, предсказываю будущее.»
Речь правильная, сдержанные манеры и по всему видно, что порядочный человек. Хорошего человека сразу видно. А то, что гадает, так это грех с орех, часть городской бытовой культуры. В конце концов, силком же не заставляет никого подставлять ладонь. Ей прибавка к пенсии, девам и дамам развлечение. Приятно же узнать, что по вам сохнут двое, а то и трое очччень интересных мужчин.
Кем она могла быть по профессии, в прошлом? Инженерно-технический работник, младшее его звено? Или фельдшер. Еще так выглядят диспетчерши автобаз, лаборантки химлабораторий.
В одной из пьес Розова кем-то грустно сказано: «Лаборант это человек, по каким-то причинам недоучившийся в вузе».
Я предъявила фото.
Первая же прорицательница попалась мне по пути на рынок Сары-Арка, чуть ниже перекрестка Абая – Алтынсарина. Там вдоль тротуара, разложив на газетке, старушки продают грошовый винтаж – б/у чайники, ложки- вилки, справочник фрезеровщика, отвертки, вязаные носки.
Казашка лет шестидесяти пяти, аккуратная, в полушерстяной клетчатой юбке,
старомодной блузке и косынке на седой голове, сидела на стульчике. Рядом видавшая виды сумка из кожзаменителя, на ней картонка «Гадаю по руке, предсказываю будущее.»
Речь правильная, сдержанные манеры и по всему видно, что порядочный человек. Хорошего человека сразу видно. А то, что гадает, так это грех с орех, часть городской бытовой культуры. В конце концов, силком же не заставляет никого подставлять ладонь. Ей прибавка к пенсии, девам и дамам развлечение. Приятно же узнать, что по вам сохнут двое, а то и трое очччень интересных мужчин.
Кем она могла быть по профессии, в прошлом? Инженерно-технический работник, младшее его звено? Или фельдшер. Еще так выглядят диспетчерши автобаз, лаборантки химлабораторий.
В одной из пьес Розова кем-то грустно сказано: «Лаборант это человек, по каким-то причинам недоучившийся в вузе».
Я предъявила фото.
— Муж моей подруги. Его убили... Можете сказать, кто убил и за что?
С карточки жизнерадостно улыбался Кеннеди Джон Фицджералд, 35-й президент США от Демократической партии.
Сгруппировалась на всякий случай, готовая бежать, если тетушка обрушится с руганью: «Что ты мне голову морочишь!»
Ничего подобного не случилось. Женщина спокойно рассматривала карточку, приближая и отдаляя. Неужели не узнаёт? Образованный человек такого возраста не может не знать Кеннеди в лицо...
И ведь не притворяется. Спросила, кто он мне. Я повторила – муж подруги. Убили неизвестные. Про то, что подстрелили в авто, сказать не решилась. Как-то не по-нашенски это, слишком американисто, слишком по-гангстерски.
— А подруга сама почему не пришла?
Я, пряча глаза, чтобы не рассмеяться:
— Да она уж замуж вышла. За старого богатого грека. Он ей не разрешает лишний раз из дому выходить...
Каюсь, мне тогда казалось остроумным нести эту ахинею. Зачем я сказала, что он богатый, что за скоморошество?
Женщина, ничуть не смутившись греческим толстосумом, еще раз всмотрелась в карточку, вертя так и эдак и вынесла вердикт:
— И что, подруга не знает, кто его убил? Прекрасно она всё знает. И кто, и за что. И милиция(!) знает...
Изобразив изумление, я поспешила расплатиться, уже подозревая, что тетушка просто троллит меня и сейчас начнет лупить твердой сумкой.
— А про себя узнать не хотите?
— Нет, спасибо, не хочу!
Сейчас уже не вспомню, со сколькими алматинскими гадалками мне тогда довелось познакомиться. Галерея, пестрый альбом, хоровод лиц, типажей, характеров; циничных и простодушных, умных и не очень, хитрых, жадных, совсем бессовестных и добрых, почти бескорыстных, молодых и очень пожилых. Звенящих амулетами и колокольчиками, воскуряющих ароматические палочки и плавящих стеариновые свечи. Рисующихся и искренних. Принимающих страждущих узнать то, чего не может знать никто, у себя на дому или сидя на корточках на заплеванном асфальте возле мечети и прочих людных местах.
Особенно позабавила Аня ханум, цыганка. На самодельной визитке «Ханум» поставлено перед именем. Нельзя не оценить геральдическую тонкость замысла — Ханум это как бы титул, и только потом она, Аня в несвежей косынке. Их там целая бригада смуглых юрких ханумов, её соплеменниц, метущих цветастыми юбками пыльный тротуар вдоль рынка на Тастаке.
Аня цапнула карточку лапкой в облезлом маникюре, подняла как бы на просвет, как делают это доктора, рассматривающие рентгеновские снимки.
— Где-то я его видела... Артист, что-ли?
Браво, Аня ханум. Как не позолотить такую ручку?
Закончив ворожбу, вилами по воде, Аня деловито вручила мне дюжину визиток:
— Подругам раздай!
Раздам, конечно.
С карточки жизнерадостно улыбался Кеннеди Джон Фицджералд, 35-й президент США от Демократической партии.
Сгруппировалась на всякий случай, готовая бежать, если тетушка обрушится с руганью: «Что ты мне голову морочишь!»
Ничего подобного не случилось. Женщина спокойно рассматривала карточку, приближая и отдаляя. Неужели не узнаёт? Образованный человек такого возраста не может не знать Кеннеди в лицо...
И ведь не притворяется. Спросила, кто он мне. Я повторила – муж подруги. Убили неизвестные. Про то, что подстрелили в авто, сказать не решилась. Как-то не по-нашенски это, слишком американисто, слишком по-гангстерски.
— А подруга сама почему не пришла?
Я, пряча глаза, чтобы не рассмеяться:
— Да она уж замуж вышла. За старого богатого грека. Он ей не разрешает лишний раз из дому выходить...
Каюсь, мне тогда казалось остроумным нести эту ахинею. Зачем я сказала, что он богатый, что за скоморошество?
Женщина, ничуть не смутившись греческим толстосумом, еще раз всмотрелась в карточку, вертя так и эдак и вынесла вердикт:
— И что, подруга не знает, кто его убил? Прекрасно она всё знает. И кто, и за что. И милиция(!) знает...
Изобразив изумление, я поспешила расплатиться, уже подозревая, что тетушка просто троллит меня и сейчас начнет лупить твердой сумкой.
— А про себя узнать не хотите?
— Нет, спасибо, не хочу!
Сейчас уже не вспомню, со сколькими алматинскими гадалками мне тогда довелось познакомиться. Галерея, пестрый альбом, хоровод лиц, типажей, характеров; циничных и простодушных, умных и не очень, хитрых, жадных, совсем бессовестных и добрых, почти бескорыстных, молодых и очень пожилых. Звенящих амулетами и колокольчиками, воскуряющих ароматические палочки и плавящих стеариновые свечи. Рисующихся и искренних. Принимающих страждущих узнать то, чего не может знать никто, у себя на дому или сидя на корточках на заплеванном асфальте возле мечети и прочих людных местах.
Особенно позабавила Аня ханум, цыганка. На самодельной визитке «Ханум» поставлено перед именем. Нельзя не оценить геральдическую тонкость замысла — Ханум это как бы титул, и только потом она, Аня в несвежей косынке. Их там целая бригада смуглых юрких ханумов, её соплеменниц, метущих цветастыми юбками пыльный тротуар вдоль рынка на Тастаке.
Аня цапнула карточку лапкой в облезлом маникюре, подняла как бы на просвет, как делают это доктора, рассматривающие рентгеновские снимки.
— Где-то я его видела... Артист, что-ли?
Браво, Аня ханум. Как не позолотить такую ручку?
Закончив ворожбу, вилами по воде, Аня деловито вручила мне дюжину визиток:
— Подругам раздай!
Раздам, конечно.
Одну жрицу я отыскала на Зеленом базаре, в нижней его части, где с раннего утра уже чадит шашлычница и торгуют овощами из мешков. Тучная, с неприятным надменным лицом, в длинном белом одеянии и белой чалме, на цепочке сувенирный Коран. Понятно, косит под религиозную деятельницу.
Такие промышляют еще вербовкой неофитов в секты типа «Ата жолы». На перевернутом ящике полотенце с разложенными крупными фасолинами. Поигрывая камчой, апай сверлила толпу мелкими свиными глазками и зычно выкрикивала: Выдам взамуж! За две недели и навсегда!
Прохожие скептически переглядывались, улыбались. Апай оказалась тот еще экземпляр. Четверть часа вдохновенно, противореча самой себе, хвасталась, кому из звезд эстрады гадала, и Макпал, и Розе, и в Акорду была звана, да не пошла. Потому-что гордая очень. А супруг у неё якобы неземной красы еркек и на руках ее носит...
Пришлось невежливо перебить лирическую балладу предъявленным фото и прямым, в лоб, вопросом. Можно было не волноваться, уж эта особа точно никакого Кеннеди не знает. Наскоро наврав про коварного любовника моей подруги, апай выкатила цену «консультации». Я была ей неинтересна, не ее целевая аудитория. Хотя за такие деньги могла бы брехать и позаковырестей.
Много позже, узрев базарную Пифию в телевизоре, в каком-то говношоу, я изумилась как Карлсон — вот эта толстая домомучительница в такой маленькой коробочке?
Святая вруша восседала, неприлично широко расставив ноги-столбы, потрясала кулаком с воздетым пальцем, почем зря поминала Аллаха, но на быдловатую публику в студии, похоже, произвела впечатление. Не помню её имя, то ли Катипа, то ли Батима.
Еще одну провидицу посоветовала мне мастер маникюра Оля. У её соседки пропали уехавшие на охоту муж и сын от первого её брака. С ними был третий, друг мужа.
Не добившись толку от полиции, испробовав все способы поиска, женщина от отчаяния пошла к ясновидящей. Та сообщила, что все трое мужчин мертвы, лежат в воде и им холодно...
Пропали они осенью, а весной их случайно обнаружили пастухи. Простреленные и добитые контрольными выстрелами в головы тела лежали в утопленной в реке Тойоте Сурф. Женщина опознала мужа только по обручальному кольцу на разбухшем пальце.
... Набросок моего текста между тем разрастался, жанрово кренясь то в криминальную повесть, то в социсследование. Первоначальная ироническая цель его размывалась и стала забываться.
А потом жизнь моя прежняя треснула по и без того слабым швам и стало мне совсем не до Кеннеди.
Такие промышляют еще вербовкой неофитов в секты типа «Ата жолы». На перевернутом ящике полотенце с разложенными крупными фасолинами. Поигрывая камчой, апай сверлила толпу мелкими свиными глазками и зычно выкрикивала: Выдам взамуж! За две недели и навсегда!
Прохожие скептически переглядывались, улыбались. Апай оказалась тот еще экземпляр. Четверть часа вдохновенно, противореча самой себе, хвасталась, кому из звезд эстрады гадала, и Макпал, и Розе, и в Акорду была звана, да не пошла. Потому-что гордая очень. А супруг у неё якобы неземной красы еркек и на руках ее носит...
Пришлось невежливо перебить лирическую балладу предъявленным фото и прямым, в лоб, вопросом. Можно было не волноваться, уж эта особа точно никакого Кеннеди не знает. Наскоро наврав про коварного любовника моей подруги, апай выкатила цену «консультации». Я была ей неинтересна, не ее целевая аудитория. Хотя за такие деньги могла бы брехать и позаковырестей.
Много позже, узрев базарную Пифию в телевизоре, в каком-то говношоу, я изумилась как Карлсон — вот эта толстая домомучительница в такой маленькой коробочке?
Святая вруша восседала, неприлично широко расставив ноги-столбы, потрясала кулаком с воздетым пальцем, почем зря поминала Аллаха, но на быдловатую публику в студии, похоже, произвела впечатление. Не помню её имя, то ли Катипа, то ли Батима.
Еще одну провидицу посоветовала мне мастер маникюра Оля. У её соседки пропали уехавшие на охоту муж и сын от первого её брака. С ними был третий, друг мужа.
Не добившись толку от полиции, испробовав все способы поиска, женщина от отчаяния пошла к ясновидящей. Та сообщила, что все трое мужчин мертвы, лежат в воде и им холодно...
Пропали они осенью, а весной их случайно обнаружили пастухи. Простреленные и добитые контрольными выстрелами в головы тела лежали в утопленной в реке Тойоте Сурф. Женщина опознала мужа только по обручальному кольцу на разбухшем пальце.
... Набросок моего текста между тем разрастался, жанрово кренясь то в криминальную повесть, то в социсследование. Первоначальная ироническая цель его размывалась и стала забываться.
А потом жизнь моя прежняя треснула по и без того слабым швам и стало мне совсем не до Кеннеди.
Пасмурным осенним днем я закупилась на любимом базарчике Сары Арка и пошла к остановке. Втиснулась в наконец подъехавший обшарпанный автобус и увидела стоящую у обочины женщину. Которая то ли диспетчер, то ли фельдшер, то ли лаборантка бывшая. Она узнала меня, быстро подошла, и будто боясь не успеть, громко произнесла...
Полный салон усталых людей с прозаическими авоськами, набитыми провизией, услышал, как эта на вид вроде нормальная женщина, обращаясь ко мне, декламирует почти сценический, будто из шекспировской пьесы монолог:
— Через пять лет вы уедете очень далеко. Будете жить в красивом квартале. Возле дома будут такие большие деревья... (показала, взмахнув рукой вверх) Сосны. Пять сосен!
Желание в тот миг было; провалиться сквозь устланный грязными резиновыми ковриками пол. От неловкости, от ужаса, от абсурдности происходящего. Пассажирка, притиснутая ко мне вплотную дорогими согражданами, вздохнула: Сколько сумасшедших развелось...
Дверцы, лязгнув, наконец-то сомкнулись, автобус тронулся, а моя вещунья стояла, отрешенная, будто свершившая что-то важное, держа обеими руками черную сумку из кожзаменителя.
Больше я ее ни разу не видела. Нарочно сходила на одну остановку раньше, чтобы пройти по тому, обжитому бедными старушками тротуару ниже Абая-Алтынсарина.
Через пять лет я уехала очень далеко. С балкона моего открывается вид на пять высоких стройных сосен.
Полный салон усталых людей с прозаическими авоськами, набитыми провизией, услышал, как эта на вид вроде нормальная женщина, обращаясь ко мне, декламирует почти сценический, будто из шекспировской пьесы монолог:
— Через пять лет вы уедете очень далеко. Будете жить в красивом квартале. Возле дома будут такие большие деревья... (показала, взмахнув рукой вверх) Сосны. Пять сосен!
Желание в тот миг было; провалиться сквозь устланный грязными резиновыми ковриками пол. От неловкости, от ужаса, от абсурдности происходящего. Пассажирка, притиснутая ко мне вплотную дорогими согражданами, вздохнула: Сколько сумасшедших развелось...
Дверцы, лязгнув, наконец-то сомкнулись, автобус тронулся, а моя вещунья стояла, отрешенная, будто свершившая что-то важное, держа обеими руками черную сумку из кожзаменителя.
Больше я ее ни разу не видела. Нарочно сходила на одну остановку раньше, чтобы пройти по тому, обжитому бедными старушками тротуару ниже Абая-Алтынсарина.
Через пять лет я уехала очень далеко. С балкона моего открывается вид на пять высоких стройных сосен.
Подпишись на наш Telegram, чтобы знать больше
АВТОР
САЛИМА ДУЙСЕКОВА
© 2024 All Rights Reserved